Ворона
своей молельне его посетило видение, ему явились Святой Доминик и дева Мария, повелевшие ему продать все наше имущество и потратить деньги на богоугодные дела. Ему предстояло стать великим святым и спасти Францию от поднимающейся волны атеизма. – Вампир замолчал, глубоко задумавшись. – Я столько лет этого не обсуждал, - тихо добавил он.
- Но вы ему поверили? – спросил молодой человек.
- Нет, - ответил вампир, снова устемлляя взгляд в пустоту. – Я решил, что он рехнулся. В тот день, когда он пришел рассказать мне о видении, я посмеялся над ним. Но на самом деле я испытал горькое разочарование. Я решил, что он лишился рассудка.
- Это можно понять, - любезно ответил молодой человек. – А кто бы поверил?
- Так ли уж можно понять? – спросил вампир. – На мой взгляд, это проявление жесточайшего эгоизма. Объясню. Как уже говорилось, я любил брата и временами считал его святым. Я вполне ожидал, что он испросит моего разрешения принять сан. Я мечтал об этом с тех пор, как он был совсем ребенком. И если бы мне сказали, что сто лет назад у святого из Арса или Лурдеса было видение, я вполне бы мог в это поверить. Я был католиком, и, по тем временам, не таким уж плохим. Но своему брату я не поверил. Не просто не поверил, я даже на секунду не мог помыслить, будто он говорит правду. В его вере я не усомнился, равно как и в его любви к Господу. Я попросту был уверен, что мой брат быть святым не может. Вот он, эгоизм. Видите?
Молодой человек задумалася перед тем, как дать утвердительный ответ и решил, что видит.
- Он вполне мог увидеть видение, - сказал вампир.
- Значит, вы так ничего и не узнали?
- Нет, он погиб через несколько минут после нашего разговора. Он вышел из моего кабинета, на секунду задержался на вернхней ступеньке лестницы, а потом упал. Когда его нашли внизу, он уже был мертв – сломал шею. Меня заподозрили в том, что упал он из-за каких-то моих слов. Меня обвиняли все.
- Как же так? – спросил молодой человек. – А кто-нибудь видел, как он падал?
- Да, двое слуг видели. И они говорили, что он поднял глаза, словно увидел что-то в воздухе. Либо так, либо у него что-то вертелось на языке. Он готов был заговорить и упал. Но это не имело значения. Все обвинения были косвенными. Меня обвиняли в том, что я его не понял, что я о нем не заботился. Его очень любили, и нужно было кого-то винить. Никто не говорил мне в лицо, что я убил его. И, разумеется, я никогда никому не рассказывал его историю о видении. Но в доме после этого я оставаться не мог. Понимаете, я был очень эмоциональным молодым человеком. И я тоже его любил. После его смерти я просидел в его комнате два дня и две ночи, просто смотрел на него. Я был как одержимый.
- Должно быть, это ужасно. Но вы же в конце концов выяснили… да?
- Что выяснил? – спросил вампир, слегка приподнимая бровь.
- Из-за чего он упал. То есть, разве вы не узнали этого, став вампиром?
- Нет, - покачал головой вампир. – Как и не узнал, действительно ли у него были видения. Я – существо из этого мира, не из следующего.
- Из следующего! – в изумлении повторил молодой человек. – Вы хотите сказать, есть и следующий?
- Не знаю, - улыбнулся вампир. – Я же сказал, я – существо из этого мира. – Он на мгновение остановил взгляд на молодом человеке и погладил белым пальцем шероховатость на поверхности стола. – Но мы, кажется, говорили о Луизиане, как получилось, что я стал вампиром?
- Да, и как это произошло?
- Я захотел оказаться подальше от семейных владений. Я продал их одному родственнику и перевез сестру с матерью в Луизиану. Они пришли в бешенство, но выбора у них не оставалось, а, обнаружив, что нам принадлежат огромная плантация и три городских особняка, они удовлетворились. Я редко с ними виделся и не думал ни о чем, кроме брата. Где-то дважды в неделю я поднимался по реке посмотреть, как дела на плантации, передал рабов надсмотрщику и проводил все время в прогулках по городу. Я постоянно думал о брате, о его теле, гниющем во французской земле. Больше я ни о чем думать не мог.
- Жуткое состояние, - сказал молодой человек.
- Истинная правда, - сказал вампир. – И оно довело меня до безрассудства. Ночью я ходил по переулкам и темным улицам; я напивался в кабаре; меня ничто не интересовало. И в результате я подвергся нападению. На меня мог напасть кто угодно – матрос, вор, кто угодно. Но это оказался вампир. Как-то ночью он подстерег меня в нескольких шагах от моей собственной двери и ооставил умирать в грязи.
- Вы хотите сказать… что он прямо-таки высосал вашу кровь? – спросил молодой человек.
- Да, - вампир не смог подавить легкого смешка. – Он высосал мою кровь, - кивнул он. - Так это и делается.
- Но вы выжили, - сказал молодой человек. – Вы говорили, он оставил вас умирать.
- Верно. Я ничего не помнил, кроме того, что ко мне подошел мужчина, схватил меня за руку, а дальше – черное пятно. Я лежал в постели, без сил, ошеломленный, и не мог связно ответить на вопросы врача. Потом пришел священник. Я впервые рассказал ему о видениях брата – что я его не выслушал, что брат мой, должно быть, что-то увидел перед тем, как сделать роковой шаг с лестницы. Я помню, как меня била лихорадка, как важно мне было, чтобы священник понял, как я любил брата и каким виноватым я себя ощущал. Помню, что я заставил всех остальных выйти их комнаты и прижался к его руке, рассказывая ему обо всем, даже о деталях видения, например, какого цвета было покрывало девы Марии.
- И он поверил? – спросил молодой человек.
- Нет, - коротко рассмеялся вампир. – Он, в сущности, поглумился над ним. Он сказал, что брат мой, вероятно, был одержим дьяволом, если он вообще что-то видел, и он, возможно, даже попал в ад. В сущности, в доказательство тому он привел Французскую революцию. Может быть, вся Европа одержима. И придет очередная великая чума.
Вампир покачал головой, и на его губах образовалась легкая улыбка, глаза скользнули по поверзности стола, словно перед ними разворачивалась та самая сцена.
- Удивительно, - задумался он. – Но в тот момент, я, разумеется, пришел в ярость. Я дошел до исступления.
- До исступления? Что же вы сделали?
- Для начала я разгромил всю комнату и чуть не убил священника. Чтобы связать меня, понадобилось двое мужчин. Моя сестра все пыталась накормить меня супом, а один доктор предложил сделать мне кровопускание. Глупцы. Я чуть не умер. Но мне было все равно. Я сказал, что жизнь моя конечна, что я стремлюсь умереть, чтобы они не смели пускать ко мне священника. Если бы мне еще раз пустили кровь, я, по всей вероятности, умер бы, но в ту ночь ко мне пришел вампир. Это произошло после того, как заснула моя сестра, я помню, что он накрыл ее лицо шелковой шалью, она сидела за столом с влажной тряпкой, чтобы вытирать мне лоб, и с миской воды. Она ни разу не шелохнулась под тканью, а к утру я был уже другим.
- Что же он с вами сделал? Это случилось в ту ночь?
- Нет, не так рано. В сущности, я отчетливо помню тот рассвет. Последний рассвет, других я не видел. Я отдавал себе в это отчет. Я помню его так четко, лучше, чем любой другой. Я помню свет, загоревшийся наверху, за французскими окнами, отблески за кружевными занавесками, отблески, мерцавшие огромными звездными пятнами среди листвы все ярче и ярче.
"Наконец солнце проникло в сами окна, кружево отбросило тени на каменный пол, на тело моей спящей сестры – тени кружева на шали, покрывавшей ее плечи и голову. Едва ей стало жарко, она, не просыпаясь, столкнула шаль, и солнце заставило ее плотнее сжать веки. Потом оно заблестело на столе, на поверхности воды в миске. Я чувствовал его прикосновение к своим рукам, лежавшим на стеганом покрывале, а потом – и к лицу. Я лежал в постели, обдумывая все, что сказал мне тот вампир, и решился – я стану вампиром. Больше я не встречал рассвет.
Вампир смотрел в окно. А когда он замолчал, молодой человек услышал, как с улицы донесся шум. Внезапно показалось, что в комнате неестественно тихо, а грузовик проехал мимо с оглушительным звуком. Потом все стихло. Пленка крутилась.
- Вам его не хватает? – застенчиво спросил молодой человек. – Рассвета?
- Не особенно, - ответил вампир. – Это еще не все. Но о чем мы? Вы хотели знать, как это случилось.
- Да.
- Я оставил Новый Орлеан и отправился вверх по реке. У того вампира был дом в Сен-Жак Пэриш. Огромный дом, насколько я помню, выстроенный его собственными рабами. Отличная кирпичная кладка, помнится, а содержал дом слепой брат вампира, он так и не узнал, что его брат – вампир. Престранный старик, разговаривал с рабами, которые умерли много лет назад, и постоянно твердил нам доедать все, что лежит на тарелке. Я превратился в вампира на той плантации и к лету набрался опыта в охоте на болотную живность. Я помню своего первого человека. Беглый раб; крупный мужчина, обезумевший от страха. Его травили собаками, а когда я … ночи накинулся на него, он как раз заснул. Я помню, как мой друг, Лестат, объяснял мне, что его нужно убить, другого выхода нет, наконец-то, человек. Сам я едва успел приспособиться к болотам; змеи, зловоние – все это вселяло в меня довольно-таки бессмысленный теперь страх; я напоминал человека, потерявшего ногу, но настаивавшего на том, что он чувствует ее, ощущает боль, холод. И тогда, стоя в нескольких футах от Лестата, я нагнулся над спящим. Он был весь в испарине, рваная рубашка промокла, и, когда мои зубы впились в его горло, шея напряглась, словно мускул тяжелой руки. Это я прекрасно помню, помню и глаза, блеснувшие в тот момент, когда он испускал дух.
- О Господи, - сказал молодой человек.
- Не бойтесь. – Вампир оторвался от своих мыслей и взгялнул на молодого человека. – Могу себе представить, как вам непросто брать интервью у вампира. Ведь прежде вам такого делать не доводилось?
- Нет, - ответил молодой человек. Он широко раскрыл глаза, словно лишившись дара речи. Лицо его лишилось всякого выражения, он не мог оторвать взгляд от глаз вампира. – И ведь вы не шутите… каждое слово – всерьез, - бормотал он.
- Что вы сказали? – вежливо наклонился вперед вампир.
- Совершенно новое ощущение, - поспешно заикнулся молодой человек. Он проверил пленку и лампочку магнитофона. – И что черный, умер? – спросил он, прочистив горло и немедленно повторил вопрос окрепшим голосом. Он поднял глаза на вампира.
- Черный… А, вы опять зовете их черными. Я и забыл. Они и тогда были черными. Потом стали неграми. А теперь снова черными. – Вампир засмеялся. – Да, умер. В сущности, я несколько перестарался. В нем оказалось больше крови, чем мне требовалось, и после пиршества мне стало не по себе. Но он был первым, я чувствовал, как он умирает по мере того, как я пью, и, учитывая мое новое видение мира, новое восприятие, я просто не мог от него оторваться. По-моему, Лестат в результате заставил меня уйти обратно в дом. Близилось утро, дольше оставаться вне дома мы не осмеливались.
- Новое восприятие?
- Да, внешне все значительно изменилось, - сказал вампир. – Я годами не задумывался об этой перемене. Ведь мы так быстро ко всему привыкаем. Я помню первую ночь, когда вампир, я, разумеется, говорю о Лестате… когда он пришел ко мне в Новом Орлеане и, как я уже рассказывал, мы проговорили целую ночь. Тогда я находился по ту сторону мира. Я только смутно представлял себе, что можно увидет мир таким, каким описывал его он. А теперь, если я расскажу вам об этом, вы тоже получите весьма стумное представление о том, что я вижу. Я помню, что в ту ночь Лестат поведал мне всю историю мира – будучи человеком, я именно так воспринимал его слова. Время остановилось. Ночь была бесконечной, словно промежуток, измеряемый часами, выгнулся, дабы объять всю временную форму, точно воздушный шар, медленно раздувающийся до безграничных размеров. Мир без границ… - Слова вампира повисли в воздухе, и он посмотрел на молодого человека. – Понимаете?
- Пытаюсь, - ответил молодой человек. – Вы сказали, что видите все в ином свете.
- Да, совершенно по-другому. Однако бессмысленно пытаться вам это объяснять. Вас же интересует сюжет для радиостанции, не так ли? Вас интересует, что произошло, как я здесь оказался.
- Да, - ответил молодой человек, однако произнес это столь вяло, что с тем же успехом так можно было ответить на любое замечание вампира.
- Итак, я долгие годы провел на той плантации. Через какое-то время Лестат уехал. Ему всегда хотелось пожить в Европе, меня же Европа совершенно не интересовала. В своем воображении я видел только Луизиану, а Новый Орлеан превращадся в метрополию. Дерзкий, очаровательный город, я мог часами бродить по нему каждую ночь, не привлекая ненужного внимания. Мне нравилась толпа, покидавшая оперу, женщины, садившиеся в кареты, а рабыни… они не представляли трудности, когда мне требовалось угоститься перед тем, как отправиться домой. Они не могли не остановиться и не проявить смирения по отношению к белому человеку, и я овладевал ими, не встречая ни малейшего сопротивления, обычно лишая их жизни. Однажды одна из них осталась в живых и сошла с ума. Ее на всю жизнь прозвали Чокнутой Люси Локет, она неименно поднимала крик при виде меня, но она кричала и при виде любого другого джентльмена, и никто не обратил на нее ни малейшего внимания.
- И никто не сопоставил факты? Не додумался, что это были вы?- спросил молодой человек.
- Но вы ему поверили? – спросил молодой человек.
- Нет, - ответил вампир, снова устемлляя взгляд в пустоту. – Я решил, что он рехнулся. В тот день, когда он пришел рассказать мне о видении, я посмеялся над ним. Но на самом деле я испытал горькое разочарование. Я решил, что он лишился рассудка.
- Это можно понять, - любезно ответил молодой человек. – А кто бы поверил?
- Так ли уж можно понять? – спросил вампир. – На мой взгляд, это проявление жесточайшего эгоизма. Объясню. Как уже говорилось, я любил брата и временами считал его святым. Я вполне ожидал, что он испросит моего разрешения принять сан. Я мечтал об этом с тех пор, как он был совсем ребенком. И если бы мне сказали, что сто лет назад у святого из Арса или Лурдеса было видение, я вполне бы мог в это поверить. Я был католиком, и, по тем временам, не таким уж плохим. Но своему брату я не поверил. Не просто не поверил, я даже на секунду не мог помыслить, будто он говорит правду. В его вере я не усомнился, равно как и в его любви к Господу. Я попросту был уверен, что мой брат быть святым не может. Вот он, эгоизм. Видите?
Молодой человек задумалася перед тем, как дать утвердительный ответ и решил, что видит.
- Он вполне мог увидеть видение, - сказал вампир.
- Значит, вы так ничего и не узнали?
- Нет, он погиб через несколько минут после нашего разговора. Он вышел из моего кабинета, на секунду задержался на вернхней ступеньке лестницы, а потом упал. Когда его нашли внизу, он уже был мертв – сломал шею. Меня заподозрили в том, что упал он из-за каких-то моих слов. Меня обвиняли все.
- Как же так? – спросил молодой человек. – А кто-нибудь видел, как он падал?
- Да, двое слуг видели. И они говорили, что он поднял глаза, словно увидел что-то в воздухе. Либо так, либо у него что-то вертелось на языке. Он готов был заговорить и упал. Но это не имело значения. Все обвинения были косвенными. Меня обвиняли в том, что я его не понял, что я о нем не заботился. Его очень любили, и нужно было кого-то винить. Никто не говорил мне в лицо, что я убил его. И, разумеется, я никогда никому не рассказывал его историю о видении. Но в доме после этого я оставаться не мог. Понимаете, я был очень эмоциональным молодым человеком. И я тоже его любил. После его смерти я просидел в его комнате два дня и две ночи, просто смотрел на него. Я был как одержимый.
- Должно быть, это ужасно. Но вы же в конце концов выяснили… да?
- Что выяснил? – спросил вампир, слегка приподнимая бровь.
- Из-за чего он упал. То есть, разве вы не узнали этого, став вампиром?
- Нет, - покачал головой вампир. – Как и не узнал, действительно ли у него были видения. Я – существо из этого мира, не из следующего.
- Из следующего! – в изумлении повторил молодой человек. – Вы хотите сказать, есть и следующий?
- Не знаю, - улыбнулся вампир. – Я же сказал, я – существо из этого мира. – Он на мгновение остановил взгляд на молодом человеке и погладил белым пальцем шероховатость на поверхности стола. – Но мы, кажется, говорили о Луизиане, как получилось, что я стал вампиром?
- Да, и как это произошло?
- Я захотел оказаться подальше от семейных владений. Я продал их одному родственнику и перевез сестру с матерью в Луизиану. Они пришли в бешенство, но выбора у них не оставалось, а, обнаружив, что нам принадлежат огромная плантация и три городских особняка, они удовлетворились. Я редко с ними виделся и не думал ни о чем, кроме брата. Где-то дважды в неделю я поднимался по реке посмотреть, как дела на плантации, передал рабов надсмотрщику и проводил все время в прогулках по городу. Я постоянно думал о брате, о его теле, гниющем во французской земле. Больше я ни о чем думать не мог.
- Жуткое состояние, - сказал молодой человек.
- Истинная правда, - сказал вампир. – И оно довело меня до безрассудства. Ночью я ходил по переулкам и темным улицам; я напивался в кабаре; меня ничто не интересовало. И в результате я подвергся нападению. На меня мог напасть кто угодно – матрос, вор, кто угодно. Но это оказался вампир. Как-то ночью он подстерег меня в нескольких шагах от моей собственной двери и ооставил умирать в грязи.
- Вы хотите сказать… что он прямо-таки высосал вашу кровь? – спросил молодой человек.
- Да, - вампир не смог подавить легкого смешка. – Он высосал мою кровь, - кивнул он. - Так это и делается.
- Но вы выжили, - сказал молодой человек. – Вы говорили, он оставил вас умирать.
- Верно. Я ничего не помнил, кроме того, что ко мне подошел мужчина, схватил меня за руку, а дальше – черное пятно. Я лежал в постели, без сил, ошеломленный, и не мог связно ответить на вопросы врача. Потом пришел священник. Я впервые рассказал ему о видениях брата – что я его не выслушал, что брат мой, должно быть, что-то увидел перед тем, как сделать роковой шаг с лестницы. Я помню, как меня била лихорадка, как важно мне было, чтобы священник понял, как я любил брата и каким виноватым я себя ощущал. Помню, что я заставил всех остальных выйти их комнаты и прижался к его руке, рассказывая ему обо всем, даже о деталях видения, например, какого цвета было покрывало девы Марии.
- И он поверил? – спросил молодой человек.
- Нет, - коротко рассмеялся вампир. – Он, в сущности, поглумился над ним. Он сказал, что брат мой, вероятно, был одержим дьяволом, если он вообще что-то видел, и он, возможно, даже попал в ад. В сущности, в доказательство тому он привел Французскую революцию. Может быть, вся Европа одержима. И придет очередная великая чума.
Вампир покачал головой, и на его губах образовалась легкая улыбка, глаза скользнули по поверзности стола, словно перед ними разворачивалась та самая сцена.
- Удивительно, - задумался он. – Но в тот момент, я, разумеется, пришел в ярость. Я дошел до исступления.
- До исступления? Что же вы сделали?
- Для начала я разгромил всю комнату и чуть не убил священника. Чтобы связать меня, понадобилось двое мужчин. Моя сестра все пыталась накормить меня супом, а один доктор предложил сделать мне кровопускание. Глупцы. Я чуть не умер. Но мне было все равно. Я сказал, что жизнь моя конечна, что я стремлюсь умереть, чтобы они не смели пускать ко мне священника. Если бы мне еще раз пустили кровь, я, по всей вероятности, умер бы, но в ту ночь ко мне пришел вампир. Это произошло после того, как заснула моя сестра, я помню, что он накрыл ее лицо шелковой шалью, она сидела за столом с влажной тряпкой, чтобы вытирать мне лоб, и с миской воды. Она ни разу не шелохнулась под тканью, а к утру я был уже другим.
- Что же он с вами сделал? Это случилось в ту ночь?
- Нет, не так рано. В сущности, я отчетливо помню тот рассвет. Последний рассвет, других я не видел. Я отдавал себе в это отчет. Я помню его так четко, лучше, чем любой другой. Я помню свет, загоревшийся наверху, за французскими окнами, отблески за кружевными занавесками, отблески, мерцавшие огромными звездными пятнами среди листвы все ярче и ярче.
"Наконец солнце проникло в сами окна, кружево отбросило тени на каменный пол, на тело моей спящей сестры – тени кружева на шали, покрывавшей ее плечи и голову. Едва ей стало жарко, она, не просыпаясь, столкнула шаль, и солнце заставило ее плотнее сжать веки. Потом оно заблестело на столе, на поверхности воды в миске. Я чувствовал его прикосновение к своим рукам, лежавшим на стеганом покрывале, а потом – и к лицу. Я лежал в постели, обдумывая все, что сказал мне тот вампир, и решился – я стану вампиром. Больше я не встречал рассвет.
Вампир смотрел в окно. А когда он замолчал, молодой человек услышал, как с улицы донесся шум. Внезапно показалось, что в комнате неестественно тихо, а грузовик проехал мимо с оглушительным звуком. Потом все стихло. Пленка крутилась.
- Вам его не хватает? – застенчиво спросил молодой человек. – Рассвета?
- Не особенно, - ответил вампир. – Это еще не все. Но о чем мы? Вы хотели знать, как это случилось.
- Да.
- Я оставил Новый Орлеан и отправился вверх по реке. У того вампира был дом в Сен-Жак Пэриш. Огромный дом, насколько я помню, выстроенный его собственными рабами. Отличная кирпичная кладка, помнится, а содержал дом слепой брат вампира, он так и не узнал, что его брат – вампир. Престранный старик, разговаривал с рабами, которые умерли много лет назад, и постоянно твердил нам доедать все, что лежит на тарелке. Я превратился в вампира на той плантации и к лету набрался опыта в охоте на болотную живность. Я помню своего первого человека. Беглый раб; крупный мужчина, обезумевший от страха. Его травили собаками, а когда я … ночи накинулся на него, он как раз заснул. Я помню, как мой друг, Лестат, объяснял мне, что его нужно убить, другого выхода нет, наконец-то, человек. Сам я едва успел приспособиться к болотам; змеи, зловоние – все это вселяло в меня довольно-таки бессмысленный теперь страх; я напоминал человека, потерявшего ногу, но настаивавшего на том, что он чувствует ее, ощущает боль, холод. И тогда, стоя в нескольких футах от Лестата, я нагнулся над спящим. Он был весь в испарине, рваная рубашка промокла, и, когда мои зубы впились в его горло, шея напряглась, словно мускул тяжелой руки. Это я прекрасно помню, помню и глаза, блеснувшие в тот момент, когда он испускал дух.
- О Господи, - сказал молодой человек.
- Не бойтесь. – Вампир оторвался от своих мыслей и взгялнул на молодого человека. – Могу себе представить, как вам непросто брать интервью у вампира. Ведь прежде вам такого делать не доводилось?
- Нет, - ответил молодой человек. Он широко раскрыл глаза, словно лишившись дара речи. Лицо его лишилось всякого выражения, он не мог оторвать взгляд от глаз вампира. – И ведь вы не шутите… каждое слово – всерьез, - бормотал он.
- Что вы сказали? – вежливо наклонился вперед вампир.
- Совершенно новое ощущение, - поспешно заикнулся молодой человек. Он проверил пленку и лампочку магнитофона. – И что черный, умер? – спросил он, прочистив горло и немедленно повторил вопрос окрепшим голосом. Он поднял глаза на вампира.
- Черный… А, вы опять зовете их черными. Я и забыл. Они и тогда были черными. Потом стали неграми. А теперь снова черными. – Вампир засмеялся. – Да, умер. В сущности, я несколько перестарался. В нем оказалось больше крови, чем мне требовалось, и после пиршества мне стало не по себе. Но он был первым, я чувствовал, как он умирает по мере того, как я пью, и, учитывая мое новое видение мира, новое восприятие, я просто не мог от него оторваться. По-моему, Лестат в результате заставил меня уйти обратно в дом. Близилось утро, дольше оставаться вне дома мы не осмеливались.
- Новое восприятие?
- Да, внешне все значительно изменилось, - сказал вампир. – Я годами не задумывался об этой перемене. Ведь мы так быстро ко всему привыкаем. Я помню первую ночь, когда вампир, я, разумеется, говорю о Лестате… когда он пришел ко мне в Новом Орлеане и, как я уже рассказывал, мы проговорили целую ночь. Тогда я находился по ту сторону мира. Я только смутно представлял себе, что можно увидет мир таким, каким описывал его он. А теперь, если я расскажу вам об этом, вы тоже получите весьма стумное представление о том, что я вижу. Я помню, что в ту ночь Лестат поведал мне всю историю мира – будучи человеком, я именно так воспринимал его слова. Время остановилось. Ночь была бесконечной, словно промежуток, измеряемый часами, выгнулся, дабы объять всю временную форму, точно воздушный шар, медленно раздувающийся до безграничных размеров. Мир без границ… - Слова вампира повисли в воздухе, и он посмотрел на молодого человека. – Понимаете?
- Пытаюсь, - ответил молодой человек. – Вы сказали, что видите все в ином свете.
- Да, совершенно по-другому. Однако бессмысленно пытаться вам это объяснять. Вас же интересует сюжет для радиостанции, не так ли? Вас интересует, что произошло, как я здесь оказался.
- Да, - ответил молодой человек, однако произнес это столь вяло, что с тем же успехом так можно было ответить на любое замечание вампира.
- Итак, я долгие годы провел на той плантации. Через какое-то время Лестат уехал. Ему всегда хотелось пожить в Европе, меня же Европа совершенно не интересовала. В своем воображении я видел только Луизиану, а Новый Орлеан превращадся в метрополию. Дерзкий, очаровательный город, я мог часами бродить по нему каждую ночь, не привлекая ненужного внимания. Мне нравилась толпа, покидавшая оперу, женщины, садившиеся в кареты, а рабыни… они не представляли трудности, когда мне требовалось угоститься перед тем, как отправиться домой. Они не могли не остановиться и не проявить смирения по отношению к белому человеку, и я овладевал ими, не встречая ни малейшего сопротивления, обычно лишая их жизни. Однажды одна из них осталась в живых и сошла с ума. Ее на всю жизнь прозвали Чокнутой Люси Локет, она неименно поднимала крик при виде меня, но она кричала и при виде любого другого джентльмена, и никто не обратил на нее ни малейшего внимания.
- И никто не сопоставил факты? Не додумался, что это были вы?- спросил молодой человек.